Термин «популистская демократия» вполне допустим; правда, режимы Уго Чавеса и Эво Моралеса очень сильно дискредитировали левопопулистский проект и саму концепцию «популистской демократии». Единствен ное, что в контексте Латинской Америки спасает этот проект от позорного краха – это положительный опыт Бразилии. Есть люди, которые считают любой социализм глупостью. Но президенту Лула да Сильве удалось реализовать модель «умного социализма» и социально ориентированной модернизации в XXI веке. Разумеется, необходимо различать «социалдемократию» и «популизм», чисто логически это разные вещи. Но зачастую они предполагают друг друга, поскольку поворот к социалдемократической политике требует формирования сильной общественной коалиции, что и достигается за счет популистской мобилизации.
Если популизм работает на «умный» социально ориентированный проект, он может быть исторически оправдан. Другой момент состоит в том, что само применение популистской мобилизации должно быть дозированным. Популизм хорош как технология реанимации общества, технология его мобилизации, технология его шокового излечения от депрессии, но он плох как рутинная технология управления. Для людей типа то го же Чавеса популистская мобилизация становится альфой и омегой государственной жизни. Наполеон Бонапарт на базе той энергии, которую ему удалось извлечь из французского общества, создает институты регулярного государства, такие, как Наполеоновский кодекс.
Говоря о России, было бы разумно утверждать, что режимы, как Бориса Ельцина и Владимира Путина, так и Дмитрия Медведева, пусть они иногда и применяли какие-то популистские технологии, в основе своей не является популистскими. Напротив, российские механизмы поддержания популярности лидеров являются технологиями демобилизации, сдерживания большинства: его недопущения в реальную политику, недопущения к влиянию на реальный курс российского государства.