Холодная война – последняя из пережитых нами больших эпох. И в качестве «большой эпохи» она по-прежнему формирует категории нашего политического мышления. Одна из этих категорий – космическая гонка.

Насколько осмысленно применение этого стереотипа в современных условиях?

Первая и естественная реакция на этот вопрос – желание предостеречь от прямых аналогий. В своей зрелой фазе космическая гонка была авансценой соревнования мировых систем, большим спортом для сверхдержав. Сегодня мы в разных весовых категориях, и нам не следует равняться друг на друга. США, как «одинокая сверхдержава», пусть остаются наедине со своим имперским бременем. А у России есть более актуальные задачи – в том числе и в космосе, – чем глобальные миссии престижа.

На заре космической эры эта гонка выглядела иначе. Ее ставкой была не демонстрация флага, а обеспечение стратегического баланса сил. Тогда он был достигнут, однако уровень развития технологий, в том числе космических, ставит его под вопрос.

Дмитрий Рогозин недавно напомнил о рисках милитаризации космоса, связав их с перспективой «размещения на постоянной основе оружия космического базирования». Это могут быть системы «космос – земля» для поражения объектов на поверхности или системы «космос – космос» для воздействия на другие космические аппараты. Не меньшую роль в выведении из строя космической инфраструктуры противника могут играть системы «земля – космос».

По всем этим направлениям (особенно по последним двум) военные технологии активно развиваются и в перспективе могут разрушить сложившийся стратегический баланс. Еще при Буше-младшем в США была сформирована концепция «быстрого глобального удара» (удара высокоточным оружием по любой точке планеты в течение одного часа – по аналогии с ядерным ударом, но в неядерном или маломощном ядерном оснащении). Ключевая предпосылка реализуемости этой концепции – военное господство в космосе. Именно такая задача была сформулирована уже при Обаме в доктрине «Космические операции».
В данном случае можно вспомнить еще один штамп времен холодной войны – рейгановские «звездные войны», программу «Стратегическая оборонная инициатива», которая постфактум была истолкована как блеф, нацеленный на деморализацию и финансовое истощение СССР.
Не идет ли и сейчас речь о том же самом? Похоже, что нет. Иногда за ложным замахом может последовать удар.

Неудивительно, что Россия активно продвигает инициативу по нераспространению оружия в космосе. Действующий договор о космосе 1967 г. ограничивает размещение только оружия массового поражения. Размещение иных видов вооружений никак не ограничено. В 2004 г. Москва в одностороннем порядке взяла на себя обязательство не размещать первой оружие в космосе. В 2008 г. был представлен совместный российско-китайский проект договора о предотвращении размещения оружия и применения силы в космосе. Соответствующие обязательства зафиксированы в межгосударственных заявлениях со многими странами, от Уругвая до Таджикистана. Большинство государств реагирует на эту инициативу позитивно.

Но это не тот случай, когда большинство что-то решает. США блокируют не только принятие, но даже обсуждение подобных инициатив на официальных площадках, поскольку они прямо противоречат их стратегическим установкам.

На этом фоне дальнейшие усилия Москвы по демилитаризации космоса выглядят примерно так, как если бы Сталин после Хиросимы занялся подписанием соглашений об отказе от разработки ядерного оружия с Монголией и Албанией.

Сегодня космос снова является ареной напряженной борьбы за суверенитет. С одним важным дополнением: из-за возрастающей зависимости систем жизнеобеспечения на земле от космической техники сферой этой борьбы становится уже не только военный, но и коммерческий космос.

У реального суверенитета есть не только военный, но и инфраструктурный порог, и с каждой эпохой он становится все выше. Если полноценной железнодорожной сетью владеют несколько десятков государств, то собственной навигационной группировкой – только четыре игрока, Россия одна из них. Аналогичным инфраструктурным условием суверенитета становятся группировки дистанционного зондирования земли и – уже в близкой перспективе – низкоорбитальные системы спутникового интернета. Первые остаются слабым звеном российской орбитальной группировки, вторые пока в ней вовсе отсутствуют.
А это значит, что России определенно есть куда и зачем спешить с ее космическими программами.