Потому что мы консерваторы
Уже не в первый раз убеждаюсь, что левые критики консерватизма бывают еще более поверхностны в понимании предмета, чем его апологеты из ЕР.
Эта поверхностность – в чем-то вынужденная. Она призвана оправдать то заведомое пренебрежение к консервативной мысли, которое исторически присуще марксизму.
Марксизм заострен против другого врага – против либерализма, т.е. в некотором роде, против рынка, возведенного в ранг идеологии. А консерватизм – альтернативная марксизму идеология ограничения рынка.
Направление антилиберальной атаки дотошно проработано – здесь есть систематика, есть теория и благородный пафос. От консерваторов же марксисты привыкли отделываться дешевыми инвективами.
Их логика примерно такова: зачем вдумываться в философию феодально-аристократической реакции, если она (на момент восхождения марксизма) уже сметена с арены истории либеральной буржуазией? Вот настоящий противник, с ним и следует разбираться.
Но ссылка на классовую обусловленность идей не отменяет необходимости разбираться в самих идеях. Понимание этого простого принципа отличает научную критику идеологии от вульгарной. В этом значении, марксистская критика консерватизма была именно вульгарной, увы.
Интересно, что за это пренебрежение – непросвещенное пренебрежение консервативной мыслью – марксистам отомстил фашизм.
Да, я в курсе, что фашизм не имеет ничего общего с консерватизмом – так принято считать. Но если иметь в виду классический, итальянский фашизм, а не «расовый эксперимент» Гитлера, то, по большому счету, он представлял собой не что иное, как соединение консервативной мысли с футуристической эстетикой и методами уличного террора.
Запомним это на будущее: идеология мертвого класса – совсем не обязательно мертвая идеология. А может быть, даже совсем наоборот – идеология, обладающая особым взрывным потенциалом.
Так вот, в плане мысли в фашизме нет практически ничего, кроме консервативного интеллектуального багажа. И именно с помощью этой начинки он пытается преодолеть марксизм – местами небезуспешно.
Эта поверхностность – в чем-то вынужденная. Она призвана оправдать то заведомое пренебрежение к консервативной мысли, которое исторически присуще марксизму.
Марксизм заострен против другого врага – против либерализма, т.е. в некотором роде, против рынка, возведенного в ранг идеологии. А консерватизм – альтернативная марксизму идеология ограничения рынка.
Направление антилиберальной атаки дотошно проработано – здесь есть систематика, есть теория и благородный пафос. От консерваторов же марксисты привыкли отделываться дешевыми инвективами.
Их логика примерно такова: зачем вдумываться в философию феодально-аристократической реакции, если она (на момент восхождения марксизма) уже сметена с арены истории либеральной буржуазией? Вот настоящий противник, с ним и следует разбираться.
Но ссылка на классовую обусловленность идей не отменяет необходимости разбираться в самих идеях. Понимание этого простого принципа отличает научную критику идеологии от вульгарной. В этом значении, марксистская критика консерватизма была именно вульгарной, увы.
Интересно, что за это пренебрежение – непросвещенное пренебрежение консервативной мыслью – марксистам отомстил фашизм.
Да, я в курсе, что фашизм не имеет ничего общего с консерватизмом – так принято считать. Но если иметь в виду классический, итальянский фашизм, а не «расовый эксперимент» Гитлера, то, по большому счету, он представлял собой не что иное, как соединение консервативной мысли с футуристической эстетикой и методами уличного террора.
Кстати, сама возможность этого соединения была предопределена как раз участью консерватизма как идеологии побежденного класса (земельной аристократии), идеологии, потерявшей своего социального «родителя», беспризорной, но не погибшей в бурях современности.
Запомним это на будущее: идеология мертвого класса – совсем не обязательно мертвая идеология. А может быть, даже совсем наоборот – идеология, обладающая особым взрывным потенциалом.
Так вот, в плане мысли в фашизме нет практически ничего, кроме консервативного интеллектуального багажа. И именно с помощью этой начинки он пытается преодолеть марксизм – местами небезуспешно.
Вот, например, что пишет о логике этого преодоления Стернелл Зеев:
“
"Фашистское видение мира приобрело собственную форму тогда, когда был достигнут вывод, что человеческая жизнь может быть изменена без вторжений в социальные и экономические структуры. Это была идея, до которой революции восемнадцатого и девятнадцатого веков никогда не додумывались. Она была основана на допущении, согласно которому, как сформулировал Хендрик де Ман, "понятие эксплуатации является этическим, а не экономическим". И если это так, "достаточно, для того, чтобы покончить с ней, дать каждому чувство того, что он работает на благо страны и состоит на службе дела, которое выше каких бы то ни было частных интересов. Словно чудом, эксплуатация и отчуждение исчезают. <…> Именно в этом заключался основной аспект принципиальной новизны фашизма и его привлекательности".
И понимание этого факта ведет не к «властепоклонству», которое часто инкриминируется консерватизму, а к жесточайшей требовательности по отношению к государству, которая недоступна сегодня либералам или марксистам.
Именно так. У каждой из трех больших идеологий – либерализма, марксизма, консерватизма – есть свои основания для того, чтобы быть требовательными к власти.
В либеральной модели таким основанием являются налоги: «мы платим налоги, следовательно, можем спрашивать с тех, кто ими распоряжается».
В марксистской – эту роль играет прибавочная стоимость: государство как агент капитала живет за счет прибавочного продукта, созданного нашим трудом.
В консервативной логике, требовательность к государству основана на том, что оно распоряжается совместным наследством (напрямую или определяет правила его использования).
Каждое из этих трех оснований, несомненно, имеет полное право на существование. Вот только в сегодняшней России первые два из них абсолютно фиктивны.
Именно так. У каждой из трех больших идеологий – либерализма, марксизма, консерватизма – есть свои основания для того, чтобы быть требовательными к власти.
В либеральной модели таким основанием являются налоги: «мы платим налоги, следовательно, можем спрашивать с тех, кто ими распоряжается».
В марксистской – эту роль играет прибавочная стоимость: государство как агент капитала живет за счет прибавочного продукта, созданного нашим трудом.
В консервативной логике, требовательность к государству основана на том, что оно распоряжается совместным наследством (напрямую или определяет правила его использования).
Каждое из этих трех оснований, несомненно, имеет полное право на существование. Вот только в сегодняшней России первые два из них абсолютно фиктивны.
Мы предъявляем свой счет сегодняшнему государству не потому, что мы налогоплательщики. И не потому, что мы трудящиеся. А потому, что мы наследники, потому что мы консерваторы.
Опубликовано на портале apn.ru, 11 декабря 2008 года